как московский бизнес отреагировал на неожиданные послабления от Собянина

Сергей Собянин в понедельник 8 июня объявил программу «более радикальных» шагов по выходу Москвы из системы ограничений, связанных с пандемией коронавируса. В обращении к жителям столицы мэр подчеркнул, что городской системе здравоохранения удалось «миновать катастрофу» и теперь жизнь постепенно может возвращаться в привычное русло. Уже с 9 июня в Москве не только отменяются самоизоляция, пропускной режим и график прогулок, но и возобновляют работу многие предприятия.

Речь, в частности, идет о парикмахерских и салонах красоты, фотоателье, ветеринарных клиниках и агентствах по трудоустройству. Также в полном объеме могут восстановить деятельность операторы каршеринга, киностудии и студии звукозаписи. В ближайшие две недели открыться должны и другие предприятия сферы услуг, включая кафе, рестораны, фитнес-клубы и бассейны.

Forbes узнал у предпринимателей из первой волны «счастливчиков», как их бизнес пережил два с половиной месяца в отрыве от клиентов и на какие темпы восстановления они надеются в новую посткоронавирусную эпоху.

Игорь Стоянов, основатель и президент сети имидж-студий «Персона»

Следом за объявлением Собянина уже вышло распоряжение [Алексея] Немерюка, [руководителя департамента торговли и услуг Москвы]. Без этого распоряжения слова мэра были бы бессмысленными для нас. Последнее, что мы должны получить [для начала работы], — это протокол открытия, который выпускает департамент Немерюка. В нем будет написано, как именно мы должны открыться: пижамы, халаты, расстояние между клиентами и прочее.

Мы ждали [открытия]. Я предполагал, что это случится 10-го числа. Если бы наш выход затянули до июля, отрасль бы потеряла половину игроков. Да и выбора у мэра не было: вчера [в воскресенье 7 июня] на улицы вышел народ. Нужно было либо выводить войска, либо уже выпускать всех. Решили, видимо, пойти по второму пути.

Как мы пережили эти два месяца без работы? Как экономическую войну! Занимались субсидиями [на получение заработных плат]. Часть салонов — те, в которых мастера устроены в штат, а не как самозанятые, — эти субсидии в итоге получили, другая — нет.

Убыток по сети [за два нерабочих месяца] составил около 300 млн рублей. Я уже понимаю, что некоторые салоны — на Остоженке, Шаболовке, Таганке — вообще не открою. Там нет договоренностей с собственниками помещения. Открываться при старой [арендной] ставке — значит, работать в убыток, который нам не из чего покрывать. Без скидки в 50% от старой аренды открыться не сможем. Всего, думаю, 20-30% салонов «Персона» потеряет.

«Как мы пережили эти два месяца без работы? Как экономическую войну!»

Надеюсь, процентов 20 [новых салонов] к нам до конца года присоединится. Сейчас идет такой тренд: салоны-одиночки звонят нам и просят присоединить их к нашей системе как франчайзи. Консолидация вокруг сильных игроков будет большой тенденцией ближайших месяцев.

Из московских точек я завтра планирую открыть половину. Готовились к этому, отмывали окна мы уже с 1 июня. Средства индивидуальной защиты купили пока не все — только то, в чем не было сомнения (маски, перчатки, халаты). В целом на работу по рекомендациям Роспотребнадзора в июне придется потратить 80 000-150 000 рублей на салон. И потом ежемесячно 30 000-50 000 рублей тратить с каждой точки на санитаризацию.

«Придется работать по 15 часов»: почему салоны красоты не хотят открываться на условиях властей

Учитывая, что не все люди еще готовы посещать салоны красоты, наша сеть будет получать убыток до конца сентября. Это при условии, что не будет второй волны [распространения коронавируса]. На восстановление былых докризисных оборотов понадобится минимум полтора года.

Александр Перфильев, совладелец студий звукозаписи Major studio

Со скрипом мы пережили [период самоизоляции], работы вообще не было. Совокупный убыток студии составил порядка полумиллиона рублей. Выживали исключительно на скопленные до этого сбережения.

«Сразу вернуться к докризисным оборотам невозможно, потому что наши клиенты — музыканты»

Я пытался оформить все возможные отсрочки [по налогам и кредитам] в банках. Половина из них не шла навстречу. А с арендодателем вот все сложилось: он дал нам скидку в 50% на время ограничений.

Открываться завтра будем. У нас есть до сих пор некоторое количество клиентов, которые хотят работать, но загруженность, конечно, будет не сравнима с прошлой жизнью. Сразу вернуться к докризисным оборотам невозможно, потому что наши клиенты — музыканты. Они не работали, как и мы, поэтому платить нам им нечем. Придут в студию те, у кого, например, есть контрактные обязательства с нами или заказчиками.

Ок, зумер: как 26-летний рэпер из Петербурга стал кумиром подростков и заработал миллионы

Будем зарабатывать не больше 25-30% от былой прибыли в ближайшие месяца два-три. К прежним оборотам удастся вернуться только к февралю следующего года. Причина банальна: непонятно, что будет с массовыми мероприятиями — основным заработком для наших клиентов-музыкантов.

Арсений Федоткин, управляющий партнер рекрутингового агентства Selecty

Мы слышали и видели информацию [о возобновлении работы московских компаний из ряда отраслей с 9 июня]. Под действие новости попадают и агентства по трудоустройству, и агентства по подбору персонала, то есть мы.

«Для команды сняли особняк за городом. Там изолировались с первого же дня карантина»

Два месяца без офлайн-работы мы пережили продуктивно. С первого дня эффективно выстроили работу. Для основной команды и их семей сняли вместительный особняк за городом. Там мы все изолировались с первого же дня карантина в Москве.

Формат работы оказался очень результативным: продуктивное время сотрудников увеличилось, за счет чего на 30% подросла и выручка в апреле. После открытия границ мы повторим формат удаленки где-нибудь на морском побережье.

С завтрашнего дня, конечно же, мы открываться физически не будем. Подождем две недели, как ситуация пойдет, и будем думать, есть ли смысл выходить 1 июля. До этой даты, думаю, выходить рискованно.

Зумеры на бирже труда: как пандемия лишила поколение 20-летних работы мечты

Мы проводим внутри компании опросы и понимаем, что часть людей останется навсегда на удаленке. Порядка 20%. Возможно, введем гибкий график, чтобы оптимизировать рабочее пространство. Эффективность у нас на удаленке выросла, поэтому мы не видим смысла торопиться с этим вопросом.

Таймураз Бадзиев, основатель и гендиректор кинопроизводственной компании Mem Cinema

Мы удивились, что с 9 июня открывают киностудии. Я думал, это случится попозже. Но то, что это [произойдет уже] завтра, не может нас не радовать. Шампанское открывать не будем, но на работу выйдем. Пропуска отменили, нет никаких ограничений.

У нас был стоп, простаивали три съемочные площадки. Как раз туда завтра и вернемся. Кастинги и творческую идейную часть не останавливали. Пока цифрами по нашему падению не готов оперировать. Только начали это считать. Но да, какие-то потери есть за эти два месяца.

«Кинопроекты, которые простаивали, возрастут в себестоимости на 20-30%»

Те кинопроекты, которые у нас были запущены и простаивали, возрастут для нас в себестоимости на 20-30% в итоге. Людям-то мы продолжали платить зарплату. Сериальная наша часть вообще долго будет восстанавливаться: пострадали не только производители контента, но и рекламодатели, которые спонсируют съемки. У нас же не только коронавирус случился, но и кризис.

«Шьем прямо в кинозалах»: как предприниматель из Калининграда спасает региональные кинотеатры от разорения

Какое-то время будем работать в лучшем случае в ноль. И то для этого надо будет сильно постараться, сократить косты.

Екатерина Макарова, сооснователь каршерингового сервиса BelkaCar

Полное снятие ограничений — глоток воздуха для всей отрасли, и хотя бы какая-то определенность про будущее бизнеса за последние несколько месяцев. BelkaCar, согласно указу мэра, с 13 апреля приостановила деятельность и частично возобновила ее 25 мая — арендовать «Белку» можно было при сроке от пяти дней. Для информации, среднее время аренды в каршеринге — 35 минут, и 90% поездок занимали не более часа. Это лучше, чем ничего, но это по сути гибрид каршеринга и традиционной аренды авто — модель просто не бьется с экономикой каршеринговых сервисов.

Это [самоизоляция] для нас был не совсем типичный период. Два месяца мы потратили прежде всего на серьезное обновление приложения и IT-инфраструктуры, пересмотрели многие процессы. По сути выручка за период карантина у каршеринговых операторов равна нулю, накопившаяся совокупная задолженность основных игроков перед лизинговыми компаниями — более 3 млрд рублей.

10 примет времени, перевернувших нашу жизнь

Шеринг-экономика в целом делится на две условные большие части: сервисы, которые несут физические затраты и имеют обязательства по инфраструктуре в «реальном мире» (например, лизинговые платежи), и сервисы, где основная ценность — это IT-платформа, и нет расходов на физическую инфраструктуру.

Лизинговые платежи для рынка каршеринга — это убытки, которые нужно за счет чего-то восполнять, чтобы хотя бы развиваться, как развивались до пандемии, поддерживать текущий парк. Восполнить их можно, например, через субсидирование от государства. Если государство предоставляет субсидии, это вопрос объемов покрытия, если же нет — речь будет идти скорее о реструктурировании существующих обязательств с лизинговыми компаниями. Но в таком сценарии рынок ожидает значительное сжатие, ни о какой экспансии и расширении автопарка очень долго не будет идти речь, это будет режим выживания.

«По сути выручка за период карантина у каршеринговых операторов равна нулю»

Cпрос на каршеринг в Москве восстановится достаточно быстро: после частичной отмены ограничений мы получили несколько тысяч звонков от пользователей с вопросами о том, когда BelkaCar заработает в привычном режиме, так как в каршерингах зарегистрировано несколько миллионов москвичей.

Сценарий среднесрочного развития во многом будет зависеть от решения правительства по субсидированию каршеринговых операторов для покрытия убытков из-за вынужденного простоя. Пока что это открытый вопрос.

Виталий Теплов, основатель фотолаборатории Fotolab

Мы готовы начинать бизнес заново. Тот бизнес, который был, его уже нет. И никогда больше не будет. Нас постигло стихийное бедствие.

Мы работаем не только для людей, которые занимаются фотографией. Среди наших заказчиков и те, кому нужно что-то масштабное распечатать — фотографии для выставки, например, или элементы оформления интерьера. Мы на рынке 23 года. У нас постепенно бизнес разросся: есть рекламное производство, которое работает с крупными заказчиками, розничный бизнес — фотолаборатория — и связанный с ним интернет-магазин фотоуслуг.

Брак на краю пропасти: во сколько обходятся свадьбы в горных замках и на берегу океана

Две трети выручки приносил рекламный бизнес. Мы работали с сетями уровня «Л’Этуаль», «Иль де Ботэ», «Рив Гош». Основной заказчик — парфюмерные дома. Chanel, Dior, L’Oreal и другие — с такими компаниями мы работали. Сразу говорю «работали» в прошедшем времени, потому что с момента самоизоляции мы выключились полностью, на три месяца этот бизнес умер от слова совсем.

Я понимал, что не найду сопоставимых по объемам заказчиков. Никаких чудес, никакого волшебства — обычная математика. Ждать месяц-два-три в западне абсолютно бессмысленно. В конце марта, когда я понял, что нас ждет локдаун, мне пришлось остановить производство. Собрал всех 200 сотрудников и сказал: «Все, ребята. Работы не будет. Можете меня хоть расстрелять, хоть восемь раз — просто денег нет, и все». Я понимал, что надо было выключиться, полежать в пыли. Дождаться, когда хоть чего-нибудь начнет происходить.

Я думаю, рекламные заказы не вернутся в этом году в таком объеме [как до карантина], кто бы какой рубильник ни включал. По большому счету реклама никому особо не нужна. Заказчики не знают, что делать на нашем рынке. У них будет выжидательная тактика. Раньше октября они не вернутся, и то восстановление начнется плавно, по чуть-чуть.

Обычную лабораторию — печать фотографий для людей в розницу — тоже постигла неудача. Этот бизнес, как и первый, мертвый. Мы находимся на территории Московского государственного архитектурного института (МАРХИ) [огороженной забором], она  считается парковой зоной, поэтому была закрыта. При этом платить за аренду все равно пришлось, нам ее никто не отменял. Открыть пункт выдачи тоже не получилось, потому что ворота МАРХи были закрыты. Мы открылись в обычном режиме 1 июня, когда разрешили торговать непродовольственной рознице. Но ажиотажа я не заметил, никто под дверью [в очередях] не стоял.

«С момента самоизоляции мы выключились полностью, на три месяца бизнес умер от слова совсем»

До всех этих ограничительных мер интернет-работа у нас уже была, она приносила около 10% выручки. Но мы ее не развивали, она шла своим чередом. Мы позиционировали себя как офлайн-компанию: когда можно прийти и пощупать. Во время самоизоляции интернет-магазином пользовались в основном постоянные клиенты. Отправляли заказы либо курьером, либо машиной. Это направление выросло на 50-70% [до 15-20% от прежнего объема выручки всей группы компаний, теперь это 100% дохода] — это то, что поддерживает в нынешней ситуации, хватает на зарплату оставшимся сотрудникам, но не покрывает всех расходов.

Первый месяц самоизоляции сожрал всю прошлогоднюю прибыль, ресурс закончился быстро. Мы терпим убыток, покрываю расходы из своего кармана. Ждать помощи от государства не приходится, да я на это и не рассчитываю. Тем более нашей отрасли нет среди пострадавших, наши ОКВЭДы не числятся в списках. Если мы не пострадавшие, значит, по логике госучреждений, нам помогать не надо.

«Удивительная несправедливость»: как выживают компании, не попавшие в список пострадавших от коронавируса

Я пережил три кризиса [1998 года, 2008 года, 2014 года]. После каждого потрясения начинали делать что-то новое: сначала это были пленки, потом «цифра», но мы никогда не останавливались [производство], всегда был какой-то фундамент. Плакали, переживали, но двигались дальше. Сейчас все остановилось — будем начинать с нуля.