Мужчина хочет секса всегда и чуть ли не со всеми, женщина нехотя уступает в обмен на «отношения» — откуда взялись эти представления? Всегда ли они существовали? Правда ли физиологическая потребность в сексе у женщин меньше, чем у мужчин? Разбиралась Люся Мовсесян.
Склонность мужчин преувеличивать масштабы своих похождений и количество соблазненных женщин давно вошла в сборник канонических сюжетов для анекдотов и стоит там где-то между ненавистью к теще и пьяным беспамятством рыбалки. Женщины же в массовой культуре и массовом сознании остаются существами, которым нужны от мужчин комплименты, цветы, подарки и замужество; секс болтается где-то в самом конце этого списка, а «порядочность» девушки обратно пропорциональна количеству ее любовников.
У знаменитого древнегреческого комедиографа Аристофана (V–IV вв. до н. э.) есть комедия «Лисистрата», рассказывающая о том, как женщины пытались заставить мужчин закончить Пелопоннесскую войну, терзавшую Грецию несколько десятилетий. Главная героиня собирает женщин из разных полисов и излагает им свой план: объявить мужчинам сексуальный бойкот и не подпускать к себе «ни мужа, ни любовника», пока не будет заключен мир. Предложение приводит почтенных дам в ужас. «В костер я рада прыгнуть. Но не это лишь! Всего страшнее это!» — так резюмирует общее мнение одна из участниц собрания.
Конечно, эта комедия — плод воображения автора, а не историческая хроника, но разве мог подобный текст возникнуть в мире, где женщины лишь терпят близость с мужчинами, а не страстно хотят ее сами? Две жемчужины античной литературы, «Золотой осел» Апулея и «Сатирикон» Петрония, полны любовных сцен, в которых поведение женщин можно назвать каким угодно, только не пассивным. В средневековой европейской литературе тоже хватает страстных женщин. Чего стоит одна только батская ткачиха из «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера (XIV в.), уморившая своим непомерным сексуальным аппетитом пятерых мужей.
© Charlie Gray / MARTINI® / Sportfolio PR
Вообще, обитатели Средневековья, которое мы обычно представляем как темное мрачное время, где все только и делают, что молятся, немало удивились бы, услышав, что женщинам не нужен секс. В средневековой Англии импотенция мужа была достаточной причиной для развода (точнее, для аннуляции брака); сохранились также рекомендации медиков, советовавших одиноким женщинам, например монахиням, мастурбировать — ради здоровья. Более того, вплоть до XVIII века существовало убеждение, что женский оргазм так же необходим для зачатия, как и мужской. Соответственно, мужчины не только допускали, что женщина может получать удовольствие от секса, но и всячески старались, чтобы так оно и было.
В эпоху Просвещения врачи все-таки выяснили, что между женским оргазмом и зачатием нет связи. Постепенно само существование женского оргазма было поставленно под сомнение, а в XIX веке идеальная женщина окончательно превратилась в целомудренное воздушное существо, лишенное физиологических потребностей (сейчас о таких говорят: «питается радугой и какает бабочками»).
Тогда же, в викторианскую эпоху, по большей части и были выдуманы разные ужасы про сексуальные запреты Средневековья: например, «пояса верности», которые якобы надевали на своих жен рыцари, отправляясь в Крестовые походы.
Девочек воспитывали таким образом, что вплоть до замужества они не имели о сексе ни малейшего понятия, так что первая брачная ночь становилась для них сильнейшим потрясением. Что до мастурбации, и женской, и мужской, то она не просто осуждалась, с ней активно боролись, притом самыми варварскими методами.
Выраженная сексуальность у женщины считалась психическим отклонением, формой безумия. Сложно в это поверить, но европейские врачи еще каких-то 150 лет назад при «лечении» женской «истерии» прибегали даже к клиторидэктомии — удалению клитора, то есть женскому обрезанию.
Не будет преувеличением сказать, что представления о сексе как о чем-то постыдном, о чем «порядочная женщина» не должна ни думать, ни говорить, ни даже знать, сложились буквально за пару недавних столетий и не изжиты полностью до сих пор. Только к концу XX века стало возможным произнести вслух слова типа «оргазм» или «минет» и не прослыть как минимум проституткой. Идея, что женщина может заниматься сексом ради секса, не желая серьезных отношений и не испытывая к своим партнерам ничего, кроме физического влечения и легкой симпатии, и что это нормально, пока доступна не всем слоям населения, но уже растеряла налет радикальности.
Освобождению женской сексуальности способствовали разные факторы: распространение контрацептивов, в том числе гормональных, сексуальная революция, наконец, эмансипация в целом — женщине, которая зарабатывает и может жить самостоятельно, уже ни к чему прикидываться невинной овечкой и постоянно скрывать свои истинные стремления, ведь ее жизнь больше не зависит целиком от одобрения семьи и общества.
Что до мужчин, в целом они всегда были свободнее женщин. Но это не значит, что их сексуальная жизнь не регулировалась общественными представлениями и стереотипами. Развитая сексуальность всегда была важнейшим аспектом мужской состоятельности, на что в том числе намекает пошлый эвфемизм «мужское достоинство». С древних времен мужчины ели особые продукты и использовали снадобья, чтобы укрепить потенцию и улучшить качество семени. Прослыть импотентом было самым страшным делом — уж лучше злодеем, убийцей, вором, дураком, кем угодно.
Кроме того, сексуальное насилие, как над женщинами, так и над другими мужчинами, всегда было мощным способом утверждения своей силы и власти. Даже успешные, уже обладающие всей полнотой власти альфа-самцы приходили в ужас от мысли, что больше не смогут — и что кто-то об этом узнает. Генрих VIII, один из самых ярких и сильных монархов в европейской истории, испытывая проблемы с потенцией, заставлял личного врача распускать при дворе слухи о бурных любовных похождениях короля. Есть даже версия, согласно которой Генрих отправил некогда страстно любимую жену Анну Болейн на плаху в том числе и за то, что она якобы пожаловалась, мол, стоит у Его Величества не очень.
Словом, сексуальная состоятельность всегда была неотъемлемой частью образа «настоящего мужчины» — сильного, смелого, властного, способного повести за собой других. Мужчина, не проявляющий интереса к сексу, вызывал — и продолжает вызывать — подозрения у собратьев (мужик ты или кто?) и презрение у женщин. Попробуйте отказать симпатичной барышне в сексе — прослывете геем, импотентом, в лучшем случае — неприятным чудаком.
Американский историк Ллойд Демоз в своей статье 1998 года «Фаллическое президентство» предполагает, что и в XX веке народы, выбирая себе правителей, продолжают подсознательно считывать сексуальную активность — и даже распущенность — как признак сильного лидера. Доказывая свою мысль, ученый говорит, что все серьезные военные кампании, затеянные США в минувшее столетие, происходили при сексуально озабоченных президентах.
«Что до Кеннеди, то существовала глубокая эмоциональная связь между его сексуальной озабоченностью — когда ему почти ежедневно требовались сексуальные победы с любовницами и проститутками — и его не менее навязчивой потребностью в военных победах», — так Демоз комментирует Карибский кризис 1962 года, едва не приведший к ядерной войне.
Возможно, историк преувеличивает, но странно было бы отрицать, что принятые нормы сексуального поведения крепко связаны со всеми остальными аспектами жизни общества: политическим и экономическим устройством, культурой, моралью и так далее. Любой серьезный сдвиг, любая переоценка ценностей приводит к изменениям сексуального поведения.
Борьба за равноправие полов в последние десятилетия привела к пересмотру норм поведения не только для женщин, но и для мужчин. Если женщине больше не стыдно хотеть секса, то мужчине — не стыдно не хотеть. Все чаще мужчины, по крайней мере на Западе, заявляют, что не обязаны быть вечно возбужденными самцами и кидаться на все, что движется. Мы, говорят они, тоже можем быть романтиками и хотеть любви, а не голого секса. Мы можем быть чувствительными и плакать в кино. Мы можем сидеть дома с детьми, пока наша жена делает карьеру. Мы можем вообще быть асексуалами и не стыдиться этого.
В массовой культуре образ настоящего мужчины, который просто сгребает умирающую от восторга девушку в охапку и тащит в кусты (дворец, пятизвездочный отель etc.), постепенно сходит с пьедестала. Приглядитесь к любовным сценам в современных голливудских фильмах и популярных сериалах: инициатива все чаще исходит от героини, особенно если герой — хороший парень. Хорошие парни больше не хватают женщин, они преданно смотрят влюбленными глазами и ждут, пока те сами решат, что пора.