Погода за окном не всегда может настроить на добрый лад. А в межсезонье особенно ярко проявляются не самые лучшие черты нашего характера. Болезненная склонность к ревности — из их числа. Но наш редактор, закоренелый — и даже потомственный! — ревнивец, несколько лет назад нашел способ хотя бы контролировать разрушительное чувство.
Дождь начался почти сразу, как я оказался на улице. Многоэтажки тянулись к темному небу, окна гасли одно за одним. Ночь, мне двадцать. Метро уже закрыто, а на такси нет ни копейки. Где-то вверху, над Перовским шоссе, чертит линию самолет. Не помню, с чего тогда все началось, да это и не важно. Профессиональному ревнивцу не нужны веские причины. Беспричинная ревность — тут я был бы чемпионом. Вспышка гнева, ухожу в ночь. Запомнил подругу, застывшую у плиты, и мою недоеденную котлету — она остывает на тарелке. А еще ботинок наделся не сразу — такие вещи, к несчастью, сбивают весь пафос.
И начался дождь. Полил так, что у меня мгновенно промокли штаны и рубашка. Пойти назад и извиниться? Нет, я забираюсь в домик на детской площадке и, смахнув со скамейки песок, устраиваюсь там до утра. Втайне немного горжусь собой.
Я постоянно попадал в странные ситуации из-за ревности. Придумал даже, что внутри меня — склад с боеприпасами. В облупленном двухэтажном домике сложены патроны для подствольного гранатомета AG36, на улице лежат рядами зеленоватые ящики со снарядами от гаубицы М-30. Чуть поодаль усатый лейтенант посадил сливолистную яблоню. А вот и кошка — спит на некрашеном трансформаторе. Сам же в это же время спокойно гулял в парке Царицыно с подругой. И к девушке подходит мужчина, хочет познакомиться. Этого не видно снаружи, но температура на складе вдруг подскакивает до критических 270°С. Лейтенант вытирает пот со лба, хватает кошку, с тоской смотрит на яблоню и бежит привычным маршрутом к бомбоубежищу за холмом. «Ну что же ты? Прекрати», — в парке Царицыно меня пытается успокоить девушка, но это, разумеется, не помогает. Взрываются, например, противопехотные ПМД-6, день испорчен. Спустя пару часов я сидижу около магазина «Ковры» и смотрю на свои кроссовки. Думаю: ну можно было и помягче.
Ревность — от неуверенности и страха, ревность — неуважение к своему партнеру, она унижает. Я слышал подобное сотни раз, но свою ревность уважал и даже гордился, словно реликвией, которую передали мне предки. Мой дедушка, подполковник советской армии, как-то сжег паспорт моей бабушки, заодно — и другие документы. «На работу ты не выйдешь», — постановил он. А однажды, когда я ползал по ковру с игрушечной машиной ГАЗ-21, в комнате вдруг ударило что-то вроде залпа реактивного пехотного огнемета «Шмель»: мой 78-летний дед с изменившимся лицом выставил за дверь телемастера, который пришел протягивать кабель. Тот неправильно смотрел на бабушку и, возможно, был слишком учтив. Когда дверь захлопнулась, дедушка сел и стал мрачно есть яйцо. «Возьми еще помидор, Ленечка», — миролюбиво предложила бабушка. Эти инциденты, как замечу, не сильно мешали семейному счастью.
«В Ленинском районе Иркутска мужчина из-за ревности поджег дом…», «В Кировском районе Красноярска 50-летний мужчина из ревности застрелил двух человек, а затем покончил жизнь самоубийством…» — вот новости за май одного из годов, но в каждом месяце каждого года таких заметок будут десятки. А помните случай с Отелло и Дездемоной?
Однажды в ресторане мы праздновали с девушкой день ее рождения, с потолка свисало 23 белых шара. Собралось много народу и тот парень в синих джинсах-трубах. Он приобнял именинницу за талию и потянул танцевать. Джинсы топорщились на его мерзкой заднице. Что же тогда взорвалось? Вероятно, бетонобойная авиационная бомба «Бетаб 500У». Я несся с противоположного конца зала так, словно собирался спасти новорожденного ребенка. Я ударил человека в джинсах в челюсть. Планировал, конечно, послать его в красивый нокаут, но ничего не вышло: тот навалился на меня, мы стали некрасиво кататься по полу. Помню, на шее у него была большая родинка.
Через час я сидел дома. От внутреннего склада остался кусок обугленной стены. Лейтенант дрожащими руками подключал новый трансформатор, из-за горизонта тянулись грузовики с новыми боеприпасами. Моя девушка спала в соседней комнате. День рождения скоропостижно завершился. «Я не собиралась с ним танцевать и сама бы его отшила. Нельзя было как-то спокойнее?», — сказала она перед тем, как захлопнуть дверь.
Все переменилось буквально за месяц. Мне исполнилось 26, я ехал в электричке и читал дурацкий таблоид. Женщина усыновила свинью, инопланетян видели под Нижним Новгородом, Киркоров опять же. И вдруг рубрика «Письма», где какая-то женщина жалуется на ревнивого мужа. «Люблю его, но мучаюсь», писала она; например, ждала праздника всю неделю, отправились в гости, а муж вдруг взревновал к первому попавшемуся Грише и свалил в гневе, оставив ее одну.
Тут-то я вдруг увидел себя со стороны. Смотрелся я неоригинально и даже местами жалко. Заметка в таблоиде попала в какую-то секретную точку и перевернула все с ног на голову. Как это скучно — всю жизнь прожить и ничего не попытаться изменить в себе. Стану другим.
Не тут-то было. Я пытался считать до десяти и глубоко дышать, но после цифры десять на воздух взлетали — ну, в этот раз, предположим, кумулятивные снаряды BK-883. Прошел год, прежде чем мне удалось найти выход. Тогда в книге тренера по боксу Каса Д’Амато (того самого, что работал с Майком Тайсоном и Флойдом Патерсоном) я прочел: «Страх как огонь — он может сжечь тебя. Ну или ты научишься его использовать, и он накормит тебя, даст силы». Вот что важно: температура внутри повышается, но вы не даете пороху вспыхнуть и уничтожить вас. Градус можно стравить, направив эту энергию по каким-нибудь новым трубам. За окном ночь, моя подруга задерживается уже часа на четыре. И тогда я стал мыть посуду. Я чистил каждый миллиметр тарелки, до блеска протирал плафоны в ванной, вымыл пол, привинтил полку. Может, у нее сел телефон? И почему, в конце концов, ей действительно нельзя задержаться? Я чувствовал жар и с утроенной силой наливал Fairy на губку.
Позже я много раз использовал этот метод. Внутри все горит и вот-вот взорвется, а я отправляюсь в бассейн, помогаю соседям сгрузить шифер или чищу жиклеры карбюратора — спустя полгода я четко понял, что могу контролировать свою ревность.
Тут бы и закончить рассказ о том, как я победил чувство, о котором писал еще Шекспир, но все не так уж просто. Прошло много лет, но склад никуда не делся: бывших ревнивцев, кажется, не бывает. Я вырыл подземное хранилище и установил кондиционеры. Мой лейтенант обходит ящики с патронами каждый час. Но наследственность это или что-то иное, но я знаю: стоит немного зазеваться — температура превысит критический максимум, и все опять взлетит на воздух. А на следующий день завезут новые снаряды.
