[ad_1]
Грех пронизывает жизнь этого сатирообразного маленького человека с всклокоченными волосами, в оборванной одежде, часто грязного и неопрятного — в исполнении непрофессионального актера, итальянского ортодонта Альберто Тестони, которого режиссер выбрал за необычайное сходство с Буонарроти. В фильме есть сцена, где Микеланджело, запершись ото всех, несколько дней проводит в своей комнате. Когда дверь взламывают, маэстро предстает перед нами лежащим на полу в собственных экскрементах с сундуком золота рядом. Очевидно, таким и хотел показать художника режиссер — погрязшего во грехах гения.
В этой работе Кончаловский продолжает осмыслять жизнь гениального человека, художника, как делал это 50 лет назад в картине Андрея Тарковского «Андрей Рублев», где он был соавтором сценария. И если в «Рублеве» центром притяжения мыслей, а также духовных и физических сил героев стал колокол, отлитый неопытным пареньком Бориской, сыном мастера-литейщика, то в «Грехе» эту функцию выполняет огромный блок белого каррарского мрамора, небывалый по размеру и мощи, который Буонарроти, на удивление публики и в удовлетворение собственной гордыни, хочет использовать для создания нового шедевра. Мрамор сразу же получил прозвище «Монстр» и, в соответствии с названием, физически и духовно губит людей, которые стремятся (физически и символически) спустить его на землю.
В отличие от «Рублева», где силы творец черпает в аскетизме и чистоте, «Грех» показывает художника «падшего» — жадного, грязного, завистливого, порой вызывающего чисто физиологическое отвращение. Такой в фильме и Рим, «вечный город», где происходит значительная часть действия. Город, который в мировом кинематографе принято идеализировать и романтизировать. В фильме он буквально тонет в грязи и отходах человеческой жизнедеятельности, во время прогулок героев из окон домов то и дело выливается содержимое ночных ваз и кастрюль, а на улицах без лишних церемоний совокупляются люди. Рим у Кончаловского хорошо передает образ жизни своих обитателей. «Пьета» и «Сикстинская капелла» явно создавались не в тепличных условиях, и не благодаря, а вопреки царящему вокруг хаосу — из сора и пыли, все в соответствии с ахматовскими строками.
Муки творчества и необходимость противостоять внешним факторам (смена власти и политические интриги в «Грехе», разграбление родной земли татарами в «Рублеве») роднят двух художников, почти современников: Рублева и родившегося через 45 лет после его смерти Буонарроти. Мы застаем итальянского мастера, который прячется от людей под забором среди корзин и скота, он боится узнать мнение о росписи Сикстинской капеллы, которую никак не мог закончить, постоянно внося изменения и дополнения. Он не хочет «позориться», не может оценить дело своих рук, и лишь когда ученик мастера находит его и сообщает, что Папа восхищен его работой, он дает увести себя к людям, встречающим его как рок-звезду. «Divino, divino» — слышится со всех сторон, но Микеланджело до конца не может в это поверить.
Символично, что премьера фильма состоялась на международном кинофестивале в Риме, однако многих критиков удивило, почему картина не была показана в Венеции. Кто-то считает, что жюри одного из главных мировых фестивалей посчитало качество фильма недостаточно высоким, кто-то намекает, что после подарка Путина «премьерность» фильма была нарушена (по правилам фестиваля фильм должен быть показан на смотре впервые), по официальной версии, «Грех» просто не был готов (хотя Путин подарил папе фильм в июле, а фестиваль проходил в начале сентября).
В фильме практически нет женских ролей, а те, что есть, — без слов. В картине, где большинство ролей исполнили итальянцы, молчаливые женские роли были отданы русским: небольшую эпизодическую роль «Дамы с горностаем», словно вышедшую с картины другого гениального современника, Леонардо да Винчи, сыграла Юлия Высоцкая, а роль девушки, вдохновившей мастера на «Пьету», исполнила российская модель плюс-сайз Александра Дейнега.
В кинотеатре перед зрителем предстает практически квадратная картинка: фильм снят в формате 4Х3 — подобно старым фильмам и большинству художественных полотен. Порой и правда не понятно, картина перед зрителем или фильм, когда камера оператора Александра Симонова, с которым Кончаловский работал и на предыдущих своих картинах «Рай» и «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына», как бы зависает, демонстрируя пейзажи итальянских гор и красоту творения рук человеческих — выдающиеся скульптуры из камня.
Спасение от грязи человеческой жизни, в физическом и духовном плане, Микеланджело, находит в общении с Данте, своим кумиром, который является ему в видениях, почти ничего не говоря и призывая художника только к одному: «Слушай!».
Фильм Кончаловского, конечно, не байопик и не историческая зарисовка, это конец главы, начатой 50 лет назад, и посвященной осмыслению жизни творческого человека, его силы и слабости, страхов, недостатков и источника гениальности, и в этом смысле — размышления 82-летнего режиссера о самом себе.
[ad_2]