[ad_1]
Сборник, само собой разумеется, начинается с первого рассказа, и вернее, со стихотворения. В каком порядке были написаны эти рассказы — вопрос другой. Рассказ «Иностранка» — выжимка из отмененного романа. Давно его начала, а потом рассталась с ним. «Дракон и Феникс» начала писать года три тому назад. Прошлогодняя поездка в Нагорный Карабах меня подтолкнула к нему вернуться. Это невыносимо —неразрешимый конфликт между армянами и азербайджанцами, и российская политика в этом отношении пошла сильно во вред этому заложенному века назад конфликту. Рассказ этот вполне вписывался в тему «Подружки-старушки», и эта тема цикла давно во мне сидит, и во многих моих рассказах звучит этот мотив взаимного женского соучастия, сочувствия, любви и ревности. Тему я не исчерпала, да это и невозможно.
В предисловии вы пишете, что о пограничном пространстве души «почти невозможно говорить на нашем прекрасном, но ограниченном языке». Долго ли писалась книга, многое ли ушло «в корзину»?
Цикл «О теле души» весь написан в минувшем году. Действительно, я подошла к границе моих личных возможностей — говорить на эту хрупкую, зыбкую и опасную тему очень трудно: пошлость подстерегает под каждой строкой. В корзину ничего не ушло. Так, в этом цикле есть один рассказ, который я не вытянула. Догадаетесь, какой именно? Я не скажу.
Что же касается «корзины», я ее очень люблю. Из нее можно выловить много интересного. А старые записные книжки — это просто кладезь. Не сюжетов и событий, хотя там есть и то и другое, а они как метеосводки о состоянии собственной души за много лет. Понимаешь, как меняешься с годами: что-то остается незыблемым, а что-то рушится в прах. По этой причине я всем советую писать дневники — они важное свидетельство о самом себе.
«А если в любви нет дружбы, она никуда не годится. Тогда это называется «секс». Вещь неплохая сама по себе, но к дружбе отношения не имеющая»
Стихи, которые есть в каждой части, именно поэтому и появились? Потому, что предельно личные эмоции не хотелось прятать за чужими историями?
Нет, стихи написаны гораздо раньше, они не «по случаю». Мне показалось, что они могут служить эпиграфом.
Книга начинается с признания в любви подругам. Вы хороший друг? Чему вы учились в дружбе? Дружба больше, сложнее, честнее любви?
Думаю, что я хороший друг. Но об этом расскажут мои подруги, когда соберутся меня поминать после похорон. У меня прекрасные друзья, я многому и разному у них научилась. Но это происходило совершенно не намеренно. Это заложено очень глубоко в биологической природе человека. Есть такой сигнал «делай как я», он и у животных существует. А для человека важно пропустить этот сигнал через сознание: а хочу ли я делать как он? Могу ли? Надо ли так поступать? Каждый раз особый ответ. Общих решений здесь не бывает. Маленький мальчик хочет быть «как папа». А когда вырастает, оказывается, но он уже не хочет быть как папа. А вокруг меня были такие люди, что очень бы хотелось быть такими, как они…
А если в любви нет дружбы, она никуда не годится. Тогда это называется «секс». Вещь неплохая сама по себе, но к дружбе отношения не имеющая.
«О теле души» во многом о примирении. Две женщины — из Армении и Азербайджана, — создавшие семью («Дракон и Феникс»), две дочери, которые, наконец, плачут о матери и о себе, обретая друг друга («Благословенны те, которые»), прожившая долгую жизнь Алиса, у которой волею судьбы появляется маленький внук («Алиса покупает смерть»)… Почему к примирению, к созиданию часто приводит только близость к смерти? Чего не хватает людям?
Близость к смерти — хорошее испытание. Когда осознаешь, что она рядом, очень многие вещи, которые прежде имели ценность, обращаются в прах. «Чего не хватает людям?» — это «неправильный вопрос». Человек — фантастически, невероятно одаренное существо. И хватает всего. Я бы сказала, что много лишнего… Впрочем, Достоевский по этому поводу очень определенно высказался.
Во всех рассказах «О теле души» вы исследуете тонкие материи, которые ближе к вере, чем к знанию. Не мешал ли опыт биолога и рациональные знания?
Нет, опыт биолога мне только помогает. Я из тех людей, кто, впервые заглянув в микроскоп, восхитился мудростью Творца. Для меня наука и религия не противоположны друг другу, а работают совместно. Занимаясь научными исследованиями, человек только приближается к восхищению перед мудростью мироздания.
Сейчас в обществе как никогда культ молодости. Как принимать свой возраст? Как вы принимали/принимаете свой?
Это правда. Но в этом есть и вполне глубокие основания: жизнь человека стала длиннее, в сравнении с нашими далекими предками продолжительность жизни увеличилась если не втрое, то вдвое, и возраст взросления растянулся. Так, среди тридцатилетних — а это почти предел жизни древнего человека — мы встречаем подростков по уровню сознания. Это не плохо и не хорошо. Вернее, в этом есть и хорошие, и плохие стороны. На этот предмет у меня есть целая теория… Об этом я написала в романе «Зеленый шатер».
Я отношусь к тем людям, которые с годами умнеют, так мне кажется. Старость довольно отвратительное явление, и надо прикладывать некоторые усилия, чтобы противостоять биологической деградации. В целом я внутренне соглашаюсь со старением, хотя иногда огорчает, что канаву на всякий случай обхожу, а не перепрыгиваю. Смирению обучаешься.
Вы всегда на стороне толерантности, и это неизменно вызывает очень эмоциональную реакцию, вы об этом прекрасно знаете. И все-таки делаете героинями рассказа двух женщин, семьи которых по обе стороны Карабахского конфликта, и вопреки всем традициям делаете этих женщин семейной парой … и вот она Любовь над всеми разногласиями. Рассказ очень сильный и убедительный. Но вам за него достанется немало. Что движет вами, когда вы даете героям судьбы? Смелость, служение, азарт, долг?
Нет, не смелость и не азарт — только любовь к тем моим подругам, о которых написан этот рассказ. За этими героинями стоят реальные люди, реальные истории, слегка преломленные по моей авторской воле. В этом одна из очень привлекательных особенностей писательской профессии — вариации на тему жизни, которая открывается справа и слева. К тому же я всегда на стороне частного человека, а не пошлых и архаических предрассудков.
Вы относитесь к тем немногим российским писателям, чье имя хорошо знают в мире. Приходилось ли вам чувствовать или использовать силу своего слова? Каков сейчас вообще вес Писателя, что значит его голос?
Ничего. Ничего сегодня не значит голос писателя. У меня есть большой круг читателей, и я их люблю и ценю. Но к ним не относятся ни в коей мере те, кто книг не читает. А у меня сложилось стойкое ощущение, что наши начальники и управители книг не читают. Поэтому все писательское влияние распространяется исключительно на людей, которые книги читают и таким образом оказываются культурными единомышленниками. И это — не про власть. Сегодня и Льва Толстого не заметили бы, и голос его не услышали… Впрочем, как всегда.
Какие, по-вашему, ключевые проблемы российского общества сейчас?
Апатия и подавленность. Потеря диалога общества и власти.
Если бы вы все-таки получили Нобелевскую премию, как предполагали в этом году букмекеры, о чем была бы ваша Нобелевская речь?
Ну мало ли на чем букмекеры деньги зарабатывают. Их игры не были для меня сигналом, что надо речь писать.
[ad_2]